Опорный Тюменский индустриальный университет

Выпускник Одесского института инженеров морского флота, руководитель ведущей в Советском Союзе лаборатории лазерной техники,  научный руководитель четырнадцати кандидатов наук, профессор Тюменского индустриального университета Виктор Иванович Кучерюк уверен — современной науке не хватает энтузиастов.

После окончания в  1961 году кораблестроительного факультета Одесского института инженеров морского флота Виктор Иванович шесть лет проработал на судостроительном заводе в Николаевске-на-Амуре. Говорит, что в Тюмень попал случайно. Большую роль в этом сыграл первый ректор Тюменского индустриального института Анатолий Николаевич Косухин.

— Виктор Иванович, наука всегда занимала большое место в вашей жизни?

— Собственно, для того, чтобы заниматься наукой я в вуз и перешел. На заводе скучновато стало. Первые два года я осваивался, а потом занялся рационализаторской работой, стали появляться идеи. За рацпредложение по изменению конструкции корабля премию получил.

Я хотел сначала в Новосибирске обосноваться, но не получилось — не оказалось вакантных мест. А в Тюмень первым приехал мой бывший коллега по заводу. Он мне написал, что индустриальный институт только открылся, что, мол, приглашают, квартиру могут дать. Но главную роль, конечно, здесь сыграл Анатолий Николаевич Косухин. Я пришел к нему и стал рассказывать, чем я занимался раньше, чем хочу заниматься в будущем. Он даже до конца не дослушал, сразу мне дал лист бумаги и начал диктовать: «Ректору Тюменского индустриального института Косухину А.Н. заявление». Вот так с 1 сентября 1966 года я был зачислен в Тюменский индустриальный институт и начал работать ассистентом на кафедре строительной механики.

— Если посмотреть на ваш профессиональный путь, то можно сделать вывод, что по духу вы — неутомимый исследователь.

— Да, научный интерес как зародился во мне, так и не оставляет по сей день. По образованию я инженер-кораблестроитель, разрабатывающий именно корпус корабля, но на заводе мне пришлось заниматься также электроникой, радиотехникой, атомной физикой. У нас в Комсомольске-на-Амуре атомные подводные лодки строили, а в Николаевске-на-Амуре был плавучий контрольно-дозиметрический пункт. Я был ведущим конструктором по этому проекту. Когда стал работать в Тюменском индустриальном институте, то почти сразу задумался о поступлении в аспирантуру.

— Какое направление выбрали? Ваши научные интересы менялись в течение жизни

— Можно сказать, что менялись. Получается довольно широкий спектр: конструкции, механика деформированного твердого тела, медицина, биомеханика. Но начальное направление положил Анатолий Николаевич Косухин. Я был в первой тройке его аспирантов. Он дал нам тему по исследованию пластин. Занимались мы довольно интенсивно около трех лет. Защитился я в Москве в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. После этого работал доцентом, одновременно исполнял обязанности заместителя декана. А через год, опять-таки благодаря Анатолию Николаевичу, уехал на стажировку в Румынию на целых 11 месяцев. Эта поездка была очень полезна для меня. Мне выделили комнату рядом с библиотекой, составили удобный график, поэтому я хорошо поработал. Там я выучил румынский язык, свободно разговаривал, и даже опубликовал статью в журнале Бухарестского политехнического института на румынском языке.

А уже по возвращении у меня появился первый аспирант и в то же время я стал руководителем Студенческого научного центра, где организовал лабораторию лазерной техники. Она была одной из ведущих лабораторий в стране, и обычно все гости, которые приезжали к нам в институт, посещали наш научный центр и лабораторию.

— Вы ведь там занимались реальными разработками, не только студенческой наукой?

— Вот говорят, студенческая наука, а по сути — наука-то одна. В лаборатории у меня работали восемь аспирантов, студенты, преподаватели кафедры сопротивления материалов, заведующим которой я потом стал. Многие из них прошли целый путь в этой лаборатории: начали работать студентами, потом написали диссертацию, защитились, доцентами стали. Кстати, завкафедрой прикладной механики, где я сейчас работаю, Юрий Евгеньевич Якубовский – мой бывший аспирант. Его кандидатская и докторская диссертации были фактически выполнены в этой лаборатории.

Много экспериментальных установок в лаборатории было сделано руками аспирантов и студентов, которые владели работой на токарном станке. У нас были договоры с такими ведущими научными учреждениями, как СибНИПИгазстрой, Гипротюменнефтегаз. Для завода блочных конструкций мы вместе с СибНИПИгазстрой участвовали в проектировании, выполняли расчеты на прочность, проводили исследования по блокбоксам  для Севера — передвижным котельным, компрессорным станциям и т.п.

У нас был большой договор и с конструкторским бюро Туполева, где в то время проектировался самолет ТУ-204. Мы принимали участие в испытаниях обшивки фюзеляжа, нам присылали образцы и мы исследовали их на усталость. Для этого мы разработали специальную установку, которая так понравилась заведующему лабораторией испытания конструкций, что он сделал заказ на изготовление. Мы четыре таких установки изготовили, привезли в Москву, запустили. В КБ Туполева были довольны.

Потом направление моей работы стало расширяться. В основном я занимался расчетом пластин и оболочек. Познакомился с профессором Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского Арнольдом Сергеевичем Вольмиром – одним из ведущих советских ученых. Он предложил мою кандидатуру для выполнения договора. В Балашихе был завод по изготовлению конструкций оболочек для спутников, для орбитальной станции «Мир». Мы как раз участвовали в этой разработке. Также договор у нас был с проектной организацией «Атомпроект» в Москве. Для них мы рассчитывали оболочки зданий атомных электростанций.

К сожалению, когда началась перестройка, договоры у нас исчезли в силу того, что у организаций исчезли деньги, включая то космическое направление, по которому мы работали с Балашихой.

— Получается, что развитие научных исследований и внедрение новых технологий шло быстрым темпом вплоть до начала 90-х?

— Да, действительно, сначала быстрый рост был. В лаборатории мы освоили еще метод муаровых полос, метод голографической интерферометрии. По предложению кафедры нормальной анатомии Тюменского медицинского института мы начали работать над расчетами клапана сердца.

Потом мы предложили свою методику по расчету на прочность, оптимизации конструкции Специальному конструкторскому бюро медицинской тематики  в Кирово-Чепецке, где изготовляли искусственные клапаны сердца. Кроме того, я сотрудничал с Московским институтом биохимических исследований, там тоже занимались разработкой клапанов сердца. Я даже присутствовал на операции, старался глубоко погрузиться в тему. На основе этих исследований я написал учебное пособие «Биомеханика и моделирование».

По этому направлению было сделано две диссертации. С докладами мы выходили на международные конференции, нас приглашали во Францию, в Индию, в США. Но, к сожалению, я был беспартийный, а в то время выехать за границу беспартийному было сложно. Хотя у меня и была сделана первая форма допуска, когда я работал с «Атомпроект» и с номерным заводом в Балашихе.

— Виктор Иванович, вы многих своих студентов привели в науку?

— Среди моих учеников 14 кандидатов наук. А особенность в том, что все диссертации были защищены в ведущих учебных заведениях Москвы, Санкт-Петербурга, Киева, Екатеринбурга, Новосибирска.

Вообще, на базе лаборатории фактически было сделано около 20 кандидатских диссертаций и три докторских. В то время у всего коллектива было много научного энтузиазма. При освоении метода голографической интерферометрии ребята в лаборатории работали, я помню, до 12 ночи, ставили эксперименты. Тогда можно было по пальцам пересчитать центры, которые занимались в стране муаровыми методами и голографией. Только Москва, Санкт-Петербург, Киев, Челябинск, Новосибирск и Тюмень занимались оптическими методами, связанными с лазерами. Мы все друг друга знали хорошо, конференции проводились регулярно международные. Это было в 80-е годы. После 90-х, к сожалению, наша лаборатория исчезла.

— Считаете необходимым и возможным возродить лабораторию?

— Я разработал даже проект восстановления лаборатории, но, к сожалению, пока не смог ничего сделать. Раньше я фактически на две трети занимался экспериментальной работой, а сейчас упор сделан на теоретическую работу. Математическое моделирование, задачи оптимального проектирования конструкций — это тот материал, который я даю студентам. И еще одно из направлений – это управляемые композитные материалы. Я предложил Юрию Евгеньевичу Якубовскому создать лабораторию по этому направлению. Сейчас он этим занимается, помещение в Институте транспорта нам уже выделили. Но для того, чтобы лаборатория заработала, чтобы появились договоры, нужна серьезная материальная поддержка со стороны университета, нужны деньги на материалы, оборудование, испытания. Чтобы выйти на договор с предприятием, надо предложить готовую продукцию – опытный образец.

Направление это сейчас очень актуально. Управляемые композитные материалы широко применяются в авиации, в космической, ракетной технике. Это сложные системы, нанотехнологии, поэтому и лабораторное оборудование дорогое. К тому же, нужен учебно-вспомогательный персонал: учебный мастер, лаборанты.

— Среди своих разработок вы выделяете какие-то особо значимые?

— Трудно выделить что-либо. Я часто работал с коллективом авторов. И на каждом этапе именно тема, которой я занимался, представляла большой интерес. Всего у меня около 20 патентов, 247 публикаций, в том числе 4 монографии, 5 учебных пособий. Кроме того, на ВДНХ я получил две серебряных медали и одну золотую — за учебно-методический комплекс по сопротивлению материалов. В перспективе у меня одна монография на медицинскую тематику, пару глав осталось добавить. Есть еще материал для трех заявок на изобретение.

Сейчас я являюсь научным руководителем магистерских диссертаций и дипломных работ бакалавров. Но, как я уже говорил, в последнее время очень много времени уходит на аудиторную и методическую работу. Я читаю несколько курсов, в целом, за время работы в вузе я освоил больше десяти новых предметов. И сейчас все время добавляются новые дисциплины в связи с тем, что несколько меняется специализация, допустим, по каким-то направлениям, открываются новые. В прошлом году и в начале этого я уже разработал 8 программ.

— Виктор Иванович, у вас ведь и на английском языке есть курс?

— Да, есть курс «Сопротивление материалов» на русском и английском. Кстати, когда этот учебник выставлялся Академией естественных наук в Москве, то был отмечен как «Золотой фонд русской учебной литературы». Я переводил сам, но редакцию делали специалисты. Также я сейчас подготовил совместно  два словаря – англо-русский терминологический и русско-английский по механике деформированного тела. В этом году должен выйти.  В марте его представим в издательство.

Последние пять лет у меня не было практики в разговорном языке, а раньше читал лекции для бакалавров и магистров кафедры прикладной механики на английском.  Язык я изучал самостоятельно, ходил на курсы, был в научной командировке в Америке в составе группы профессоров. Сейчас, конечно, языками уже серьезно не занимаюсь, только вот новости, может быть, слушаю по телевизору, литературу читаю, а разговорной практики нет.

— По вашему мнению, какие проблемы есть в современной науке и каково их решение?

— Упал престиж научного работника. Когда в советское время я был доцентом, то относился к разряду высокооплачиваемых работников, а сейчас я профессор, но имею среднюю зарплату. Добавка за степень малосущественна по сравнению с тем, сколько получают мои бывшие студенты в крупных нефтегазовых компаниях. Как-то снизился интерес к научным исследованиям.

Наука должна поддерживаться на уровне правительства. Нужно использовать тот опыт, который сложился в советское время, для поощрения связей между производством и наукой. Я смотрю, средний бизнес мало заинтересован в поддержке исследований. Потому что это затратно, ведь результат научных исследований бывает и положительный, и отрицательный. Для ученых важен любой результат, а вот бизнесу — не выгодно. Хотя, конечно, есть отрасли, где наука работает хорошо.

В советское время у предприятий был фонд на науку, они все государственные были. Если директор завода в течение года-двух не использовал эти средства, то завод вообще лишали такой поддержки. Поэтому предприятия очень были заинтересованы. А сейчас, я думаю, нужно привлекать малый и средний бизнес за счет налоговых льгот. Если предприятие ведет научные исследования совместно с вузами, поддерживает их, то налог должен быть меньше. Тогда они были бы заинтересованы, даже отрицательный результат не пропадал бы даром.

— Чего не хватает сейчас молодым ученым, исследователям?

— Энтузиазма не хватает. Молодежь сейчас не так рвется в науку, как, допустим, в 80-е годы. Молодые люди заинтересованы в материальном вознаграждении. Когда ко мне приходили первый студенты, об этом даже речи не было. И еще снизилась, честно говоря, престижность научных степеней. Конечно, времени очень много уходит на науку, а вознаграждение не всегда большое бывает.

К сожалению, пока у нас в науке продолжается отток на Запад, особенно, молодых кадров. Там созданы все условия, есть лаборатории, финансирование. А вот обратно они только как консультанты приезжают. То есть пока еще радикальной перестройки в науке я не вижу, хотя она идет.

— Виктор Иванович, вам 80, и несмотря ни на что вы продолжаете активно работать.

— Хоть и звучат у меня иногда пессимистические нотки, но все-таки я всегда был оптимистом. Конечно, продолжаю работать, преподаю, готовлю научные публикации, перевожу их на английский язык.

Я надеюсь возродить лабораторию, потому что без экспериментальных исследований практического результата в науке достичь невозможно. Знаете, ведь и образовательная, и научная деятельность с точки зрения организации, методики – это консервативное очень направление. За последние сто лет принципиально работа ученого не изменилась. Меняется, в основном, техническое обеспечение научных исследований. И оно становится сейчас все дороже и дороже.  Для того чтобы конкурировать с другими российскими вузами, не говоря уже о зарубежных, надо все больше и больше вкладывать.

Тюменский индустриальный университет стал опорным. Я вижу, что при Якове Александровиче Пронозине – новом проректоре по науке начались подвижки. Надеюсь, локомотив потянет, и будем двигаться, а насколько быстро – это будет зависеть от всех нас.

Беседовала Юлия Янушевичене,

фото Дениса Ханыкова,

пресс-служба ТИУ